
Российская империя осенью 1917-го рухнула стремительно, внезапно, и с катастрофическими последствиями. Столь быстрый развал не мог предугадать практически никто, равно как и то, каким образом он на десятилетия изменит всё мироустройство.
Казалось бы, всего годом ранее Русская армия успешно наступала и громила австро-германцев в ходе Брусиловского прорыва, а теперь солдаты армии-победительницы разбегаются по тылам, поднимают на штыки командиров, и устанавливают диктатуру пролетариата.
Как правило, не вникая в суть происходивших трагических событий, в развале принято винить большевиков, захвативших власть в октябре 1917-го, и заключивших «похабный» Брестский мир. Но если откинуть эмоции и категоричные оценки, то основной претензией к Брестскому миру является относительно скорое падение Германии (правда, почти спустя год) после его заключения, и, таким образом, лишения России законных плодов победы в казалось бы уже выигранной войне.
В данном случае все откровенно зацикливаются именно на факте поражения Германии, особо не акцентируя своё внимание на её состоянии на момент заключения перемирия (а оно действительно интересно, и требует разбора). Но что удивительно, практически никого не интересует, а что же в это время творилось с русской армией? В каком виде она подошла от успехов Брусиловского прорыва 1916-го года до «Позорного мира» 1917-го? И был ли, собственно, шанс если не выиграть наступлением, то хотя бы «досидеть» в окопах до победы в Первой мировой войне?
Начать хотелось бы со следующего: наиболее здравомыслящие и умеренные критики большевиков всё же признают, что к концу 1917-го года русская армия подошла в чрезвычайно плачевном состоянии. Но вину за это, как правило, возлагают на большевиков (в этом месте либералы-монархисты могут начинать кричать про немецких шпионов).
В истории же Первой мировой войны существует некоторый пробел, и длится он почти 8 (прописью: восемь!) месяцев, с июля 1916-го по февраль 1917-го, и именно в этот период уложились многие судьбоносные для события, надломившие хребет и царской России, и её армии, и заложившие мину замедленного действия, рванувшую в 1917-м.
В массовой истории, для обывателя, либо просто интересующегося историей, но не вникающего в неё досконально человека, события подаются в изрядно усечённом виде. Сперва обычно следует рассказ про блестящий Брусиловский прорыв, а затем внезапно рассказ съезжает на Февральскую революцию. О том, что же уместилось в более чем полгода тяжёлой окопной войны, говорится откровенно мало.
Подобный подход создаёт первую преграду на пути формирования объективной оценки происходивших событий – в памяти остаётся успешный Прорыв, а затем, из-за столь значительного куска, вырванного из истории, возникает когнитивный диссонанс. Казалось бы, только что армия успешно наступала и громила врага, а теперь бунтует и разбегается по тылам. Кто же в этом виноват? Не могло же так само по себе случиться! Именно по этой причине становится очень просто психологически принять обвинения в развале армии большевиков, которых выставляют натуральными демонами в человеческом обличье, ведь они, получается, победоносную армию смогли развалить за столь короткий промежуток времени.
На самом деле же, ещё не касаясь роли большевиков в развале армии, нам с Вами следует пристально посмотреть именно на эти восемь месяцев, прошедшие с момента начала легендарного Брусиловского прорыва, и закончившиеся Февральской революцией.
Русский Верден.
Название французской крепости уже в ходе войны стало нарицательным. «Верденом» стали называть кровопролитнейшие сражения на истощение безо всякого видимого результата. Бои за «избушку лесника» или «сражение за семафор», с огромными массами артиллерии, перепаханной в лунный ландшафт землёй, и бесконечными линиями колючей проволоки и, разумеется, чудовищными потерями ради продвижения на 500 метров за месяц. Свой «Верден» имелся у каждой из воюющих сторон: помимо немцев и французов, англичане получили мясорубку на Сомме, итальянцы с австрийцами 12 обоюдных наступлений на реке Изонцо, русскую же армию постигло проклятие Ковеля и стоходских болот, в которых очень быстро увяз столь успешно начавшийся Брусиловский прорыв.
Собственно успех Брусиловского прорыва в популярной истории несколько преувеличен. От целостной операции был, скажем так, оторван наиболее успешный кусок, непосредственно прорыва и преследования, а остальное исключено.
В частности, редко говорится о том, что главным направлением в летнем наступлении являлось Западное, а Юго-Западный фронт, в свою очередь, наносил лишь вспомогательный удар, без конкретных стратегических целей. Более того, самое успешное наступление самого Юго-Западного фронта также было на второстепенном направлении, основные же усилия большую часть времени прикладывались в совершенно другой точке фронта (о чём ниже).
Если же отрешиться от успехов на вспомогательном направлении во время вспомогательного наступления Юго-Западного фронта, которое неожиданно для всех обернулось крушением фронта австрийского, то перед нами предстанет впечатляющая своим трагизмом картина.
С первых чисел июня по октябрь месяц развернулась огромная позиционная мясорубка на линии Ковель – Барановичи.
19-25 июня началось генеральное наступление Западного фронта (помогать которому и должен был фронт Юго-Западный) атаками 4-й армии Рогозы.
Итогом шестидневных боёв на Барановичском направлении стали 30 тыс. убитых, 47 тыс. раненых и 2 тыс. пленных. Враг, в свою очередь, потерял 8, 13 и 4 тыс. соответственно. 30 тысяч убитых менее чем за неделю. По 5 тысяч в день. Почти 13 тысяч человек общих потерь в день,– воистину, темп перемалывания, достойный мясорубки. Продвижение вперёд составило не более 500 метров.
Небезынтересно будет сравнить эти потери одной (!) армии в наступлении с потерями, понесёнными РККА при штурме Зееловских высот. В первый день потери убитыми составили 1128 человек, 1403 во второй и, наконец, всего 548 в третий; потери эти распределены между девятью (!) армиями. Не лишним будет напомнить, что штурм Зееловских высот упорно называют кровавым, а Жукова мясником. Вопрос риторический: если Жуков с такими потерями мясник, то кем же тогда являлись Рогоза, Эверт, Безобразов и Брусилов?..
25-го же, в момент последних бесплодных атак 4-й армии, войска 3-й и 8-й армий Юго-Западного фронта, после месяца упорных боёв на Ковельском направлении, уже стоивших русским больших жертв, вышли к берегам реки Стоход, чья болотистая пойма на ближайшие несколько месяцев станет огромной братской могилой.
От череды позиционных сражений Первой мировой на Западном фронте бои на Стоходе отличало кардинальная разница в потерях у атакующих и обороняющихся. Если в Верденских наступлениях за полгода немцы потеряли около 500 тысяч человек при 350 тысячах французских потерь, то в ходе Ковельской мясорубки потери русских многократно превысили потери оборонявшихся австро-германцев, позволив последним сполна отыграться за разгром австро-венгерских армий в мае месяце.
После выхода к болотистой долине реки Стоход и благополучного захвата на ряде участков плацдармов на другом берегу, наступил первый кризис наступления. Несмотря на все усилия, в ходе многодневных боёв плацдармы так и не удалось ни соединить в один, ни хотя бы расширить, а в конечном итоге, под огнём немецкой тяжёлой артиллерии, плацдармы и вовсе были ликвидированы. Попытки вторично форсировать реку лишь увеличивали и без того немалые потери.
Чтобы переломить ситуацию с целью дальнейшего наступления на Ковель фронту был передан резерв – гвардейские корпуса генерала Безобразова. Помогать им с флангов должны были 3-я и 8-я армии. Из всех возможных вариантов наступления был выбран наихудших – фронтальное давление по открытой местности через заболоченную долину Стохода.
15-го июля началось наступление гвардейской Особой армии. Успешно начавшись в первый день занятием всех трёх линий обороны противника и взятием 20 тыс. пленных, наступление закончилось оно уже 17-го, с огромными потерями для наступавших. 26-28 июля гвардия снова попыталась прорваться через болота Стохода, и снова безрезультатно. За две попытки в 6 дней потери составили 48 813 человек. Гвардия, опора монархии, в этих боях была, по сути, уничтожена. Потери были столь велики, особенно среди офицеров, что пришлось переводить в пехоту офицеров из кавалерийских частей.
Продвижение вперёд ограничилось взятием небольшой деревушки Трыстень.
Преследование австрийцев и отражение постоянных контратак немцев тоже давались очень большой ценой – всего за один только июль Юго-Западный фронт потерял 312 тысяч человек.
Август-сентябрь прошли в упорных встречных боях со всё более усиливающимися австро-германцами, с неизменным пополнением списка потерь русской армии. Позиционные бойни «за избушку лесника» стали нормой.
С 19 по 22 сентября состоялось очередное крупное наступление на Ковель с известным исходом. Последний штурм Ковельского укрепрайона был проведён с 25 сентября по 3 октября.
Ковельская мясорубка, продолжавшаяся непрерывно с конца мая по октябрь, постоянно высасывала силы русской армии, не говоря уже об отдельных всплесках крупных наступлений, потери в которых были просто катастрофическими.
Итогом Брусиловского прорыва, при полноценном его рассмотрении, не выделяя период ярких успехов мая-июня, являлось очевидное истощение сил, и в первую очередь моральных. Непрерывная долбёжка о рубеж Стохода и Ковельский укрепрайон полностью вымотала войска, разуверила их в положительном исходе войны. Убедила в бессмысленности наступлений, усугубила недоверие к командирам. Развёрнутая в 1915-м с целью снять с себя ответственность за провалы кампания шпиономании начала словно бумеранг возвращаться к тем, кто её развязал, к командованию. В войсках укоренилось мнение о генералах и офицерах как о «немецких шпионах», которые «специально русского мужика на убой ведут». Буквально через полгода эти настроения, ещё более подогретые пропагандой Временного правительства, приведут к линчеванию офицеров и полному неподчинению.
Потери действительно оказались огромны: к 1-му октября Юго-Западный фронт недосчитался 1 300 000 человек от списочной численности. По оценкам, приводимым генералом. Нелиповичем, Юго-Западный фронт потерял с 22 мая по 14 октября 1 650 000 человек, из которых 203 тыс. убитыми и 152 500 пленными.
Аналогичное по своим кровавым итогам «наступление Нивеля» на Западном фронте в 1917-м году закончилось массовыми бунтами среди солдат, и лишь крайне жестокое подавление недовольства вернуло армии боеспособность. Наивно было бы ожидать, что стольк большие потери русской армии пройдут бесследно, тем более что масштабных репрессий проводить не осмелился ни царь, ни тем более Временное правительство.
По всему фронту войска пришли в уныние, совершенно позабыв воодушевление мая месяца, и в таком состоянии армии ещё предстояло пережить в окопах тяжелейшую зиму.
Стратегически же прорыв выродился в очередной позиционный тупик – Западный фронт и правое крыло Юго-Западного фронта разбились в кровь о Ковельский рубеж, левое же крыло безнадёжно увязло в Румынии. Северный фронт провёл столь же безуспешную операцию, и так же замер в разлагающем бездействии.
Подвести итог вышеописанному хочется документом, который мне кажется чрезвычайно интересным. Это «Выдержки из протокола совещания главнокомандующих в Ставке 17-18 декабря 1916 года», в частности, такие слова:
Генерал Рузский. Рига и Двинск — несчастье Северного фронта, особенно Рига. Это два распропагандированных гнезда.
Генерал Брусилов. Действительно, 7-й Сибирский корпус прибыл из Рижского района совершенно распропагандированным, люди отказывались идти в атаку; были случаи возмущения, одного ротного командира подняли на штыки, пришлось принять крутые меры, расстрелять несколько человек, переменить начальствующих лиц, и теперь корпус приводится в порядок.
Войска «совершенно распропагандированы». Но кем? Большевиками? Их на политической карте России на тот момент практически нет. Они пренебрежимо малы относительно других политических сил страны. До Февраля ещё два месяца, а все симптомы будущего разложения уже налицо – отказ ходить в атаку, самосуд над офицерами (пока только ротный командир, вскоре пойдут уже полковники и генералы). Но дисциплинарные меры пока ещё имеют воздействие. Но чуть ли не первое, что предпримет Временное правительство – это фактически отмену дисциплины в армии.
Об этом – в следующих частях.